Мадам Берсон любила поесть…
Нет, не так!
Мадам Берсон любила пожрать. Что поделать? Это не самый большой ее недостаток. А жрать она любила жареную рыбу. В числе прочего, конечно. Но рыбу особенно. И это не страшно. А страшно то, что она где — то вычитала или услышала, что любимым блюдом Дальневосточных народов является жареная селедка. И решила попробовать. И ей понравилось.
Но не понравилось соседям. Причем всем. Причем очень. Ибо вонь во дворе стояла конкретная.
Соседи сначала не знали, откуда вонь и решили, что прорвало канализацию, причем во всем дворе. И позвали аварийщиков. Те приехали, внюхались, что — то проверили и уехали, снабдив соседей очень нехорошими словами. Или, наоборот, хорошими. Как для кого.
Аварийщики уехали, а амбре осталось.
А мадам Берсон, пока все суетились, жрала эту самую селедку. В жареном виде. И ей нравилось. Очень! Так что, она всерьез увлеклась этим лакомым блюдом.
Так что, пытка всего двора продолжилась.
Несчастные люди закрывали наглухо окна. И это в июле! Но помогало не очень. Не помогали и платки, смоченные одеколоном или уксусом.
Гениталенко, отчаявшись воздействовать на мадам законными средствами, ходил, на зависть прочим, по двору в противогазе. Чем еще больше напоминал свою фамилию.
А мадам все жарила селедку…
День, второй, седьмой…
Кстати, сковородку она отродясь не мыла и масло в ней не меняло. Что сказывалось на аромате дополнительно.
Но апофеоз наступил, когда мадам в виде эксперимента стала жарить тюльку.
Если помните, ей удавалось купить эту соленую рыбку не совсем свежей, но совсем дешевой. Что, понятное дело, усугубляло аромат при жарке.
Попытки соседей решить все мирным путем сразу провалились.
— Не нравится – не нюхайте! – заявила мадам. – Что я голодать должна? А чтоб вы все… –
дальше шли проклятия, причем их было столько, что и приводить не стану, дабы не удлинить свое повествование вдвое.
Соседи собирались группами и решали что делать. Уже не с запахом, а с самой мадам. Наиболее милосердные предлагали ее просто убить. Но они оказывались в меньшинстве.

А что тетя Маруся?
Ведь мы же привыкли, что Маруся находит выход из любой ситуации.
Но тетя Маруся молчала.
— Маруся! Ну, придумай что — нибудь! – умоляла ее тетя Рива, чьи окна были как раз над окнами мадам Берсон.
Но Маруся, повторяю, молчала.
Более того, она все чаще жалостливо поглядывала на мадам Берсон и во время ежедневных скандалов как бы держала ее сторону.
Тогда соседи стали роптать уже на Марусю. А та все равно молчала.
Однажды, когда мадам Берсон пожарила особо тухлую тюльку, народ вышел во двор.
И начался скандал, равного которому еще не бывало.
И все говорили. Громко!
А Маруся молчала и очень явно жалела мадам Берсон.
И это было замечено.
— Маруся! – завизжала тетя Аня, — Ты предательница подлая! Почему ты не скажешь свое слово?
— Мое слово… — замялась Маруся, — мое слово… Нате вам мое слово… Что вы все хотите от бедной женщины, которой и жить — то осталось… — и тут Маруся прикусила язык.
Все заинтересовались. Особенно мадам Берсон.
— И что? – испуганно спросила она.
— Ничего, ничего, Роза! – попыталась успокоить ее Маруся.
— Нет, ты уже говори! – сурово пристала к ней тетя Сима.
— Да, да говори! – робко добавила мадам Берсон.
И Маруся сдалась.
— Скажи, Роза, а изжога у тебя есть?
— Есть, — призналась мадам Берсон и стала еще и икать.
— А жажда… При твоей болезни должна быть еще и жажда!
Мадам Берсон почувствовала тут же нестерпимую жажду.
— А в уборную ты часто ходишь?
Мадам Берсон срочно понадобилось в уборную…
Когда она, спустя каких — то полчаса, вернулась, народ не разошелся, а сбившись в кучу перешептывался.
— Роза! Я у тебя стакан сахара занимала. На возьми! – совершила небывалый поступок мадам Матусович.
А тетя Аня вернула мадам Берсон пятнадцать копеек, занятые еще год назад.
И мадам Берсон поняла, что на нее надвигается что — то неотвратимое. Она ухватила тетю Марусю за рукав и отволокла ее в сторону.
— И что? – снова спросила она.
— Ничего, ничего, Розочка! Только не нервничай! Тебе же нельзя.
И мадам Берсон что — то стало плохо.
— И что? – долго и нудно умоляла она Марусю.
Пришлось Марусе расколоться и сообщить мадам, что та тяжко больна новой болезнью, происходящей от жареной тюльки, а иногда и от жареной селедки. Что наиболее вероятный исход такой болезни – летальный. И что умерших от нее накрывают в гробу специальной тканью под названием тюль.
— И тюльпаны в ноги кладут! – скорбно вмешалась, подслушивавшая тетя Рива.
Мадам представила себя в гробу под тюлем, и ее не утешили даже предполагаемые тюльпаны. И в ней проснулась жажда жизни.
— Что делать? – спросила она дрожащим голосом.
— Сколько ты съела жареной тюльки и селедки? – деловито спросила Маруся.
— Кило шесть… — призналась мадам Берсон.
— Ну, тогда еще остается небольшая надежда! – с облегчением вздохнула Маруся.
Обнадеженная мадам понеслась домой, чтоб ликвидировать все запасы отравы.
Представляете, она даже сковородку помыла!
А Марусю и по сей день считает спасительницей.
Впрочем, такого же мнения придерживаются и во дворе.

А.Бирштейн.