Юлия Каплан

ПИАНИСТ ГАВРИЛОВ ДЕЛИТСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ

Сегодня ровно 7 лет, как я начал последнее турне по России. Тогда и записал впечатления.

"Гастроли в России 2010"

Москва. Главное впечатление – Россия впала в «дурную бесконечность». Это, по-видимому, и есть ее «особый путь». Во всей ее мучительной истории тупо и механистично повторяются одни и те же циклы. Короткие «оживления», «оттепели» сменяются долгими мрачными периодами реакции, когда главным содержанием народной жизни становится ее, этой жизни, угнетательство и удушение. На ошибках никто не может и не хочет учиться. Современное русское общество топчется на месте, гниет и воспаляется. Но со свинцовым упрямством не желает посмотреть на само себя, собраться и подняться хотя бы на одну ступенечку. Россия не желает вернуться в бытие, предпочитая дурманить себя обновленными, до боли знакомыми прогнившими мифами.

Российское телевидение невозможно смотреть, потому что оно – без всяких метафор и гипербол – шабаш нечисти. У ВСЕХ его персонажей видны рожки, хвосты, рыльца, копыта. Жадные, тупые хари, красные червеобразные губы, загребущие руки, глаза ведьм и упырей. Эта нечисть особая, национальная, не с графики Гойи и не с полотен Босха. Постсоветско-гламурная.

Упомянутая Достоевским в рассказе «Бобок» нравственная вонь заполнила все московское пространство. Ее источают и российские «политики», и «смехачи», и их обыдлевшая публика. Люди не живут – а функционируют в дурной бесконечности, как роботы. Роботы-сутенеры и роботы-проститутки. В воздухе висит, как топор, скотская страсть к наживе.

В современной России как бы нет мысли. Нет идеи. ЦАРСТВО ПУСТОТЫ. Мысли и идеи или уехали вместе с их носителями – или прожеваны и выхаркнуты, как ненужная жвачка. Говорить не с кем и не о чем. Чувства и реакции подавляющего большинства москвичей – на первобытном уровне. Люди заняты удовлетворением потребностей. Они легкомысленны, вульгарны и злы как урки. Жизнь и боль других людей никого не тревожит. Любовь, забота, внимание, взаимоуважение, дружелюбие – покинули их реальность. Космический холод современных русских пробиpает до костей. Скулы ломит от их наглости.

Ходил по Бульварному кольцу поздним вечером. Поглядывал в глаза гуляющих. Что я в них увидел? Одиночество, безысходность, дурман бессмысленного существования, безголовый риск жизнью. И близкую пьяную или наркотическую смерть...

Красивые женские обнаженные тела в витринах ночных диско московского центра. Шлюхи танцуют, зазывают. На их кукольных резиновых лицах – мертвые улыбки. Растягивают губы перед клиентом. Чтобы сожрать его, обглодать и выплюнуть из чрева и из памяти.

Образ построенной за последние десять лет новой Mосквы удивительно соответствует ее содержанию. Это, конечно, не новый Лондон, не Париж, не Нью-Йорк и не Мадрид. Это все та же потемкинская деревня – синюха, напомаженная, покрытая дешевыми румянами. В кричащих вокзальных нарядах. Пошлость, мерзость, подделка везде и во всем – от главного храма-новодела, через новоделы-бульвары и до новоделов-небоскребов.

Уничтожены или изгажены последние романтические уголки старой Москвы, мой постоянный, во время прошлой жизни, источник вдохновения.

Архитектурная бездарность и наглость вызывали у меня физическую муку, к горлу подкатывала тошнота. Новая Москва – это воплощение бездарности, хамства и умственной отсталости разгулявшихся пацанов, дорвавшихся до власти! Города Москвы более нет. Диснейленд. Гуляй-поле. Воровская малина.

Удручает обыдленная пассивная постсовковая масса и ее пастыри-паханы, но самое страшное явление в новой русской жизни – это заплывшая жиром, тупая, купленная на корню творческая интеллигенция, вытравившая в себе все человеческое в обмен на награды и «черный нал» от КГБ и воров в законе.

Всегда обижался на Рахманинова. В интервью американскому журналисту в тридцатых годах на вопрос, тоскуете ли Вы по России, он ответил: «России больше нет». До самого последнего времени я думал, что Рахманинов ошибался. И только в эти, последние, московские гастроли 2010 года, я понял – он был прав.

Основная масса москвичей приспособилась к отсутствию атмосферы в мегаполисе. Им приятен гнилостный дух несвободы. Они не могут жить на свободе, на свежем ветру. Девятьсот лет самозакабаления и сто лет русского коммунизма не прошли даром. Освобожденных холопов тянет под кнут. Старых сидельцев – на нары. Неуехавших интеллигентов – на обтертые задницами табуретки, на кухни. Похихикать, выпить, анекдотцы потравить…

Лечу в Магадан! Самолет Аэрофлота – Боинг. Обрадовался. Радость моя была однако преждевременной. Внутри самолета – узко, как в дурном сне. Сосед спереди лежал весь полет у меня на ногах. Кресло шириной с зад мартышки. В туалет невозможно втиснуться. Восемь часов полета. Откидываю спинку кресла. Сосeд сзади орет: «Что Вы себе позволяете?»
Я рычу в ответ: «Претензии к вашему Аэрофлоту!»
На подлете к Магадану вижу унылые сопки, занесенные снегом. Как тошно было тут умирать! Плакат.
– Добро пожаловать на Колыму, в золотое сердце России!

Ну что же, в сердце, так в сердце. Прошелся по улицам. Люди тут показались мне особенно примитивными. На всех почти лицах прохожих – следы пьянства. Одутловатые, изношенные, посеревшие лица. Глаза мутные. Все пьют в этом холодном золотом сердце России. Даже работники филармонии. Видимо, тут нельзя иначе. У многих прохожих – бандитские рожи. Даже у молодых девушек.

Но, чудо! И тут концертная публика – приятная и симпатичная. Мой концерт. Понимание, бешеный успех и слезы счастья.
Счастливый и пьяный еврей-директор. Ага, думаю, свой! Поговорим! Ошибся. От еврея в нем осталась лишь мудрость невмешательства ни во что, кроме его дела.

Заговорили о мемориальном проекте (в память о репрессированных), он скорчился, сделал презрительную мину.
– Ну зачем? Ну сколько можно об этом? Кто к нам в Магадан ни приедет – речь только о мертвых. Хватит реквиемов! Давайте жить и веселиться!

Я подумал – ясно, ясно, господин директор. Негласное указание сверху дошло и до золотого сердца России. Новая песенка на старый мотив. Все советское было не так уж и плохо. Руководил всем самый успешный менеджер России. Духовный отец сегодняшнего тушинского вора. Ну, пейте, веселитесь, танцуйте на костях предков. Только без меня.

Свалился в Магадане с воспалением легких. От возмущения?
Перед отлетом поднялся на сопку «Крутая». На ее вершине – «Маска скорби», пятнадцатиметровый бетонный памятник жертвам сталинских репрессий работы Эрнста Неизвестного. Вместо лица – крест, вместо глаза – дырка, внутри – камера. К «Маске скорби» подъезжают новобрачные. Не для того, чтобы поскорбеть. А для того, чтобы выпить. Жучкам и мухтарам нужен повод, чтобы чокнуться и столбик, чтобы ножку задрать.

Наша сопровождающая поясняет: «Эти бетонные блоки символизируют лагеря».
Ее прерывает надтреснутый голос: «Почему Вы не сообщаете иностранцам, что на Колыме 67 процентов заключенных сидели по уголовке? 33 процента всего политических. А памятник этот – ложь и пустой перевод денег, иностранцам мозги пудрить...»

Говорил молодой мужик с гадким лицом и желтушной кожей. Oдет в приличное длинное пальто, на голове какая-то детская вязаная синяя шапочка с горлышком и козырьком. Высокий. Людей на проценты считает, мерзавец... Топтун? Нашист? Нет, обычный современный молодой путиноид с промытыми новой пропагандой мозгами. Достойный сын отца, дебила и доносчика, внук деда вертухая и правнук комиссара в пыльном шлеме. Исторгающий, как и в советские времена – бубонную ненависть ко всему человеческому.

Москва.

Включил телевизор. На канале «Ностальгия» показывали знаменитых исполнителей советской эстрады – от Бернеса ( «С чего начинается Pодина») до Софии Ротару («Счастья тебе, земля моя»). Потом «крутили» совковую хронику шестидесятых и семидесятых... Партсъезды, депутаты, медали, знатные шахтеры и доярки, президиумы... Космонавт с орбиты что-то патриотическое промямлил, передовики доложили народу и партии о ходе социалистического соревнования...

Дикторы вещали как психиатры, погружающие пациентов в глубокий гипнотический сон...

По экрану ползли упрямые тракторы, маршировали суровые солдаты-победители, потные сталевары выдавали рекордную плавку чугуна, густо урчали турбинами белоснежные лайнеры Ил-62, застенчиво улыбались умелые стюардессы...
Золотом горел и пускал в небеса хрустальные струи чудесный фонтан «Дружба народов»...

Преступный эксперимент по созданию «нового человека» удался. Многие россияне так и не вышли из советской комы. Сотни миллионов подопытных людей, превращенных в примитивные биологические куклы, дали многочисленное потомство…

Неудивительно, что больше пятидесяти процентов населения Pоссии хочет назад в СССР, а больше семидесяти процентов считает Сталина «великим вождем» и мечтает о «твердой руке». Прошедшие неоднократную мичуринскую селекцию и лоботомию в трех поколениях люди не могут жить вне клиники.

Прав был Розанов: «Ленин и его приспешники потому так смелы, что знают – судить их будет некому, ибо судьи будут съедены».

Заглянул в интернет, туда, где публикуют свои аналитические статьи лучшие российские комментаторы. Многие пишут о «точках невозврата». Кто-то считает поворотным пунктом истории России разгон НТВ, кто-то Курск, другие – Беслан, Норд-Ост... Все заканчивают свои разборы так: «Еще один шаг и мы на краю катастрофы!»

Меня давно тошнит от этого «края». О чем вы? Какие точки невозврата? Какой край пропасти? Сколько можно себя успокаивать? Сколько можно врать самим себе?

Россия погребена уже почти сто лет под слоем кровавой лавы. И эта лава заливает сейчас последние норы, дыры и пещеры, в которых сидят современные российские несторы и аввакумы.
Русский Апокалипсис взорвал Россию и ждать ростков новой российской культуры придется не одно столетие.