Фразу «Россия, которую мы потеряли» принято использовать, когда мы говорим про эмиграцию. В смысле, сколько пользы и славы могли бы принести стране уехавшие (Сикорский, Зворыкин, Понятов, Бунин, Рахманинов и прочие) вместе с погибшими в гражданскую войну (Дроздовский, Гумилёв и еще многие). Мне же хочется в этот раз поговорить про культурное наследие, уничтоженное советской властью. Уничтоженное часто безо всякого смысла, исключительно с целью убить историю русского народа, заменить ее шароголовыми истуканами и мавзолеями в стиле древнеазиатских деспотий. Хочется напомнить о памятниках, которые мы потеряли.

А начну с собора Спаса на Бору. Как сообщает русскоязычная версия Википедии, это «монастырский собор, располагавшийся в Московском Кремле», чье название «произошло от окружавших храм хвойных лесов, давших название и самому Боровицкому холму». Так объясняют путеводители. Однако, эта версия вызывает определенные сомнения. Уже в XI в. на Кремлевском холме (и это подтверждается данными археологических раскопок) был поселок с торжищем. И предполагать, что через две сотни лет, во времена Ивана Калиты (а именно по его указанию началось строительство собора) вокруг Спасского собора еще был дикий лес, было бы странно.

А вот если вспомнить, что второе значение слова «бор» - налог, сбор с торговцев, то все встанет на свои места, собор строили на месте рынка, торжища, по соседству с местом, где взымали налоги в пользу князя. И, вероятно, как раз на эти деньги.

Что важно, до собора там уже была церковь, в нее привезли тверского князя Михаила Александровича, убитого ордынцами за отказ признать власть ханов. И то, что Иван Калита решил в 1330 году построить на месте именно этой церкви каменный храм вполне могло быть очередным его «антиордынским» жестом, на которые он был богат (подробнее об этом говорилось в серии текстов про мифы евразийства).

Собор по меркам нынешнего времени был небольшой – 11 на 11 метров, но то нынешнее время. А тогда это был третий каменный храм в Москве, который Калита сделал центром нового великокняжеского монастыря, отдав для нужд братии часть своих покоев и переведя в него архимандритию из Данилова монастыря (основанного его отцом). Согласно летописи, князь много внимания уделял новому собору - «украси иконами, и книгами, и сосуды и всякими узорочьем». А когда перед смерть решил уйти в монахи, его постриг состоялся именно здесь.

Одних вышеназванных фактов любой стране хватило бы, чтобы храм стал не только православной святыней, но и памятником истории. А ведь история собора Спаса на Бору этим не исчерпывается. На долгое время он стал усыпальницей великих княгинь. Здесь были похоронены жены Ивана Калиты, Симеона Гордого, мать Дмитрия Донского…

Позже, когда Иван III затеял масштабную перестройку Кремля, он повелел вывести из Кремля Спасский монастырь далеко за Яузу, но собор остался на своем месте, став великокняжеской церковью. Именно в нем венчали на царство Дмитрия Ивановича – внука Ивана Грозного. Правда, собор к тому времени был перестроен. Размеры храма по внешней стене составляли 15 метров в длину (включая с алтарную часть) и 13 метров в ширину. Свод поддерживали четыре каменных столба, квадратные в плане, со стороной метр с небольшим, образовывая квадрат под куполом со стороной 3,6 метра, с расстоянием в осях приблизительно 4,7 метра.

После Смуты, когда царская семья ходила на службы уже в другие храмы, собор Спаса на Бору стал приходским для дворцовой прислуги. Вот что пишет историк Иван Забелин: «весь дворец, ключники, и стряпчие, и сытники, и приспешники, и повары тут приходят, и рано для их службы живет, чтоб отправясь шли, всяк на свой приспех, к Царьскому столу готовить».

Годы шли и церковь, построенная еще при Иване Калите (и в последний раз всерьез отремонтированная при Василии II) стала ветшать. Триста лет спустя, в 1730 г. сообщалось, что сквозь своды шла течь, черепица во многих местах обвалилась и «поросло лесом, березы, осины и рябины». Сообщалось, но мало что делалось. Однако храм стоял, умели строить наши предки! И вполне себе успешно пережил даже приход Наполеона и знаменитый московский пожар 1812 года. Пережил, но был основательно разграблен революционными французскими солдатами (об этом леваки не любят вспоминать, но «империя» Наполеона – дитя французской революции, а его гвардия – это ветераны этой революции).

В1850 – 60-х гг. храм отреставрировали по проекту известного архитектора Ф. Ф. Рихтера и заново расписали. Особенное внимание при подновлении храма было обращено на место захоронения просветителя зырян (или, как их тогда называли, пермяков) святого Стефана Пермского. Скончался он в 1396 году и вплоть до Смуты его мощи были одной из почитаемых православным людом Москвы святынь. И лишь в 1610 году их закрыли «под спудом» там же в соборе.

Храм продолжал жить, но в ХХ веке в Москве воцарилась новая власть, которой было глубоко плевать на тысячелетнюю историю страны. Память первым антиордынским выступлениям, усыпальница матери Дмитрия Донского и крестителя Перми, одна из старейших каменных церквей столицы, памятник истории и архитектуры… Для советских товарищей – лишь помеха.

24 сентября 1932 года Политбюро ЦК ВКП (б) по предложению Авеля Енукидзе принимает решение о его сносе. Несмотря на протесты видных реставраторов и архитекторов. Таких, как основатель (в будущем) музея Андрея Рублева Пётр Барановский. Душную атмосферу того времени хорошо передает легенда, возникшая вокруг истории со сносом храма. Говорят, судьбу уникального храма решило раболепие сталинских чиновников. Будто бы однажды Сталин ехал мимо в машине, и увидел из окна, что рядом с храмом лежат дрова. «Безобразие, убрать!» — буркнул он. Поскольку никто не осмелился переспросить, что именно убрать, то дрова вывезли, а церковь снесли… Енукидзе, к слову расстреляли через пять лет, как врага народа.

Как бы то ни было, храма не стало, на его месте построили пятиэтажное служебное здание. И до сих пор он не восстановлен. Так что, собор Спаса на Бору с полным правом является частью России, которую мы потеряли. И до сих пор не обрели.