OПЕРАЦИЯ "EXODUS".

Аферист Сеня Сурис по кличке КВН был весёлый и находчивый. Даже, находясь во всесоюзном розыске, он умел остроумно пошутить и всегда найти выход из любого безвыходного положения.

За ним числилось много доблестных дел. Это он продал Галине Брежневой коллекцию фальшивых драгоценности на сумму 250 тысяч рублей и, пока его искала вся московская милиция, он в Минске распространил 60.000 фальшивых билетов на концерт Пугачевой и уехал отдыхать в Гагры. В Гомеле он продал первому секретарю обкома сотню золотых червонцев армянской чеканки.
Сеня был удачлив, дружил с легендарным Индусом и был известной персоной в криминальном мире. Его уважали люди!
Уже при Ельцине он учредил Второй Московский Банк Народного Доверия, который через год с треском лопнул, но, к несчастью, в него инвестировали слишком влиятельные люди, и над Сеней начали сгущаться тучи – становилось душно.
Чтобы не сесть, или того хуже, ему пришлось отдать генералу ФСБ почти все свои накопления.
Оставшись без средств и опасаясь дальнейших репрессий, Сеня подался за рубеж.

Когда он приехал в Нью-Йорк, выяснилось, что для того, чтобы крутить здесь серьезные дела надо знать язык. Сеня пошел на курсы английского, где и познакомился с бывшим карманником, Женей Поэтом.
За обедом в Столовой на Kings Highway он посетовал на своё плачевное положение, и Поэт дал ему хороший совет: "Иди на Брайтон к Зине - Волшебнице, она поможет, сукой буду!
Только не жмись, не ходи порожняком. Уважительно! Портвешку сладенького возьми, конфет. Она очень любит фрукты в шоколаде".

КВН вышел окрыленный, перекрестился на синагогу и, прямым ходом, поехал на Брайтон искать Волшебницу.

Описанную Поэтом женщину, он нашел у аптеки в начале Брайтона, где та, сидя на ящике, продавала волшебные таблетки и валидол. Сеня поздоровался и, церемонно представившись, вручил ей 2 фунта ”Абрикос в шоколаде” и бутылку Калифорнийского “Creem Sherry” .
Зина засветилась, как солнышко:

– Спасибо тебе, Сенечка. С чем пожаловал, красавчик?
– Да, Зинаида Васильевна, бизнес хочу замутить, но, к сожалению, с языком у меня беда. За что ухватиться – даже не знаю. Предложили одеяла из верблюжской шерсти втюхивать соотечественникам, и фильтры какие-то. Но мелковато это для меня. Зиночка! Душа праздника просит! Мне размах и зритель нужен. Может, подскажете, с чего начать?

....Надолго задумалась Волшебница, часа два думала, а как последнюю конфету скушала, всё ему по полочкам и разложила. Весь бизнес план он с ее слов тут же в книжку и записал.

– Но прежде всего, говорит, – ты Сеня на всякий случай, с лоером посоветуйся, важно, чтобы всё по закону было, без криминала.

Вот тогда все и началось...

Сперва Семен, как было прописано, поехал в Москву.
Да не в ту, что вы подумали, а в Пенсильванию – есть там такой крохотный городишко.
Пришел в мэрию: "Ай вонт, – говорит, коверкая слова, – ин Your таун джуиш опера теaтр оупен ".
Чиновник недоуменно посмотрел поверх очков. Смотрит, как баран, глазками моргает: "У нас тут евреев сроду не было ".
"Экзактли! – обрадовался Сеня, – Вери бед! Вер из а Джус – там экономи гууд, бат хеар у вас тут – Дрэк мит пэпер".
Почесал чиновник репу, протянул ему бумаги на заполнение и отвернулся.

Сеня к тому времени у одного алкаша на окраине уже халупу снял за 250$ в месяц, с условием, чтобы тот ему почту пересылал.
Позже с помощью адвоката оформил все бумаги, открыл счёт в банке, а через неделю пришли чековые книжки, сертификат и печать.
Компанию он называл " Exodus Production”.

Потом ему один программист - светлая голова, страничку в интернете сделал – прямо чудо: фасад театра, фотографии из спектаклей каких-то. Фотки: Михоэлс, Мейерхольд, Шаляпин, как живые. Телефоны директора и художественного руководителя – он своих московских корешей дал, на всякий пожарный, чтобы если, кто любопытный позвонит – было, кому ответить.

И вскоре во всех русских газетах появилось такое объявление:

ВПЕРВЫЕ В США!
Первый Московский ЕВРЕЙСКИЙ Оперный Театр Имени
Памяти Михоэлса” с концептуальной оперой "ИСХОД".
Гастроли в Нью-Йорке, Филадельфии, Сан-Франциско.
ЛОНДОН И ПАРИЖ РУКОПЛЕЩУТ!
В спектакле заняты более 300 человек. Восхитительные декорации Соломона Шварца не поддаются описанию!
Следите за рекламой”.

Затем 28 сентября в газете Русская Реклама появилась статья некоего Василия Грушко: ”Зачем нам нужна еврейская опера?"

... Что тут началось! Последовал гневный ответ популярного журналиста Виктора Топаллера (царство ему небесное), где он разгромил антисемита Грушко по всем статьям.
Его приговор был однозначен –
– ”ДА! НАМ ТАКАЯ ОПЕРА НЕОБХОДИМА!
Мы все пойдем на премьеру!
Пусть антисемиты подавятся от злости”.
Появились счастливцы, кто уже раньше видели эту оперу за границей. Они описывали ее в самых ярких красках. Парикмахер Арон Зальцман со второго Брайтона так детально и ярко пересказывал ее содержание, что вокруг него всегда собирались толпа зевак.
Виктор Топаллер еще две недели клеймил Грушко по радио и на своем теле шоу, другие тоже не отставали.(Бесплатная реклама!)
Спасибо на добром слове! А, кто все придумал, а? – Зиночка - светлая голова!

За это время было продано почти 1000 билетов, причём первые 10 рядов, где билеты по $500, были проданы полностью, их скупила элита эмиграции: врачи и бизнесмены. А после рекламы на Дэвидзон радио и интервью Топаллера с художественным руководителем театра (его роль сыграл Поэт), все билеты разобрали в течение трёх дней.

Первого ноября перед театром Миллениум стояла толпа, как бывало на гомельском базаре перед пасхой. Лишние билеты спрашивали ещё за три квартала от Брайтона.

В зале было приподнятое настроение. Публика первых рядов, в мехах и смокингах, поблёскивая брильянтами,
разглядывала красочные программки.

Вдруг женский голос в первом ряду громко произнес:
”Вова, тут в программке говорится, что опера будет на фарси?!”
Ей ответил полный мужчина в смокинге:
"Кто фарсит, где?".
По залу прошел недоуменный гул:
”Фарси? Где? Кто, фарси?’
В 12 ряду разместились работники средств массовой информации журналисты писатели и интеллигенция, они тоже зашелестели программками.
Дальше сидела мишпоха, из Боропарка их было легко узнать по неизменным бородам, пейсам и лапсердакам.

Сеня, скрупулезно следуя плану Зины - Волшебницы, заблаговременно переправил в мэрию Бруклина письма с угрозами, полученные администрацией труппы от нескольких фашистских группировок и Организации Освобождения Палестины, которые ему написал один знакомый одессит.
В мэрии опасались антисемитских выходок, поэтому, вдоль стен зала уже стояли усиленные наряды полиции.

Наконец прозвучал третий звонок, зрители заняли свои места, в предвкушении восхитительного зрелища.
Раздались нетерпеливые аплодисменты, занавес задвигался, и на сцену вышел любимец публики, радио персонаж Лев Трахтенберг с микрофоном в руке.
Откашлявшись, он сказал: "Мальчики и девочки! То, что вы увидите сегодня, для многих из вас будет полной неожиданностью, и возможно шокирует. Такого грандиозного представления Брайтон ещё не видел никогда! Напоминаю вам, что опера концептуальная.
О самой концепции можно спорить, соглашаться, или отторгать, но, в любом случае, это надо увидеть и услышать, чтобы потом составить собственное мнение. И так, приятного просмотра, друзья".

Зал разразился аплодисментами, и занавес медленно пополз в стороны…

Глазам зрителя предстала удивительная картина. Сцена была полностью раздета, ... даже задний занавес отсутствовал.
Вдоль нее, у кирпичной стены стояла очередь пожилых людей, некоторые были с чемоданами или продуктовыми тележками.
Очередь медленно двигалась справа налево, куда указывала стрелка с надписью ОВИР, а над их головами на бельевых верёвках, натянутых под разными углами в несколько рядов висело, как на просушку, белье: рубашки, трусы, кальсоны с жёлтыми разводами, штопаные женские панталоны, чулки и наволочки. Наверху в центре –экран, на нем, через проектор демонстрировались картинки из еврейской жизни. Впереди на краю сцены в образе старого еврея, с огромной бородой и пейсами, в талесе с тфилином на лбу и посохом в правой руке стоял Сеня Соркин.

Из-под белого грязного балахона торчали ноги в рваных носках. На глазах у него были одеты синие очки, (он не хотел, чтобы его опознали) и заметно волновался.

Ошарашенная таким зрелищем публика, медленно переваривала увиденное. В зале стояла полнейшая тишина, было слышно только шарканье ног в очереди и, иногда, поскрипывала чья-нибудь тележка для продуктов.
Кое-кто из очереди с опаской поглядывал в черноту зала. ”Охуеть можно, – прозвучал с балкона чей - то восхищенный шепот.

Микрофон у Семена был вмонтирован в посох, и, когда он почувствовал, что молчание начинает тяготить, он вознес руку вверх и запел трагическим голосом, возможно, сначала чересчур громко.
От неожиданности при первом звуке весь зал вздрогнул, включая стариков в очереди, они все, как один, остановились и обернулись на голос. На пару минут очередь замерла, разглядывая исполнителя. Они стояли неподвижно, но потом кто-то кого-то подтолкнул, и они снова двинулись.

Сеня поначалу сам удивился произведенным эффектом.
Он нес всякую ахинею, первое, что приходило в голову:

"Абрехунэлэ нави Сырдухонэлэ хэнце Дуранцелэ……

Зина была права: в наши дни осталось мало знатоков древних языков и особенно фарси, причём, его старой версии, которой он, как неожиданно выяснилось, владел в совершенстве.

Он никуда не торопился и медленно продолжал петь свою тарабарщину. Публика, открыв рты, замерла, не понимая, что происходит.

Примерно минут через 15, в паузе из средних рядов раздался громкий голос: "Тётя Роза это вы?”
Очередь на сцене остановилась, кто-то уронил чемодан .
Сеня замолчал и огляделся.
Старушка в сером плаще с тележкой для продуктов медленно вышла из очереди и, осторожно прихрамывая, двинулась к рампе. Она пыталась, близорукая щурясь через толстые линзы очков, разглядеть, говорящего в темноте зала.

– Арон, это ты, – спросила старушка.

– Я, тётя Роза. Что вы там делаете?

Сеня держал паузу: надо же было дать людям поговорить.
Тётя Роза, водя головой из стороны в сторону, приближалась к краю сцены.
Изображение её близорукого лица, увеличенное видеокамерой, появилось на экране над сценой.

– Где ты, Арончик?, – хриплым, надтреснутым голосом, спросила она.
Сеня, на всякий пожарный, и придержал старушку под руку, чтобы она, случайно не свалилась в партер, и помог подойти к рампе.
– Осторожно, тётя Роза, – сказал он, – не свалитесь вниз.
– Арончик, подойди сюда, я тебя не вижу!

Какой-то лысый мужчина, протиснувшись вдоль ряда, подошёл к сцене и, взволновано, протянул старушке руку.

– Что вы здесь делаете тётя Роза?

– Нас привёзли сюда на пяти автобусах из наших садиков .

– Зачем тётя Роза?

– С той стороны на сцене нам дают курицу, и пять долларов, а тем, кто пришел со своими чемоданами ещё три.

–Там всем хватит куриц? – повернувшись к Семену, спросила она.

– Не волнуйтесь, тётя Роза! Куриц хватит на всех.

– А можно мне гуся? – спросила тётя Роза, – У меня спина болит.

– Извините, гуся дать не могу, – терпеливо объяснил тот. – Если я дам Вам гуся, то все захотят гуся.

– Тогда я пойду, – сказала тётя Роза, – а то моя очередь пройдёт.

– Арон, передай привет Зине. Как она там?

– Я здесь, тётя Роза! – раздалось из зала.

– Ой, вей’з мир! Все здесь! – Констатировала факт тётя Роза, и Сеня, проводив её на место в очереди, продолжил пение.

По залу прошел ропот, видно, кое-кто понял, в чем тут дело.
Из партера раздалось сразу несколько довольно громких, но не очень уверенных голосов: "Верните деньги !"
Беспокойство в зале начало нарастать, пора было принимать меры.
Сеня ударил посохом по сцене! Полиция была предупреждена.
В зале мгновенно включили свет и возмутителей спокойствия вывели под руки. На улице фашиствующих молодчиков уже ждали два спецавтобуса с сеткой на окнах. Кто-то попытался бросить исполнителя банкой из под пепси. Его тоже вывели.
Всего возмутителей спокойствия оказалось 26 человек. Среди них – художник Илья Зомб с супругой, Арон Зальцман со второго Брайтона, доктор Штейнман, журналист Ярмолинец с супругой и Гарик Лимонтий.

На экране появилась надпись: "Купленные билеты возврату не подлежат и не обмениваются!”

По залу прошел ропот, но больше эксцессов не было. До публики, наконец, дошло.
Многие вставали, стуча крышками стульев. Чтобы им было не скучно выходить, Сеня перешел на английский и спел а капелла: “Let my people go”

Через несколько минут начался повальный EXUDUS. Передние ряды пустели буквально на глазах. Хлопали сидения. Полицейские старались как-то организовать эту толпу, но у дверей началась пробка. Оттуда кто-то выкрикнул: ”Чтоб вы издохли, гады!”

"А мишугенер, гей авек – пел тенор уже на идише, и, потом, перейдя на русский, добавил: ”Уходите, не мешайте другим наслаждаться искусством!"

Он терпеливо подождал, пока толпа у дверей рассосется и продолжил исполнение.

К его удивлению, зал покинули не все.
Многие с задних рядов передвинулись поближе к сцене, это было не очень приятная новость: солист не ожидал, что ему ещё так долго придётся драть глотку. Но тут помог небольшой инцидент. На сцене в очереди произошла небольшая потасовка. "Куда вы прете со своим чемоданом, – кричала какая-то дама в сером пальто с каракулевым воротником, – вы мне порвали чулки". "А что ты стала, как бревно, – сердился старичок в кожаном кепи с двумя чемоданами в руках. Последовали толчки и оскорбления, что немного разрядило обстановку. В зале даже захлопали, а кто-то подзадорил старика: ”Дай ей чемоданом между глаз!"

Тем не менее, Семену пришлось петь ещё почти 40 минут, он даже немого охрип. Но, всё же, к концу второго часа в зале остались трое нарядных педиков и женщина с высокой прической. Похрапывая, она мирно спала в кресле в третьем ряду.

Когда все куры были розданы, работник сцены, оповестил Сеню из-за занавеса: ”ОВИР закрывается! Больше приема заявлений не будет! "
И Семен с облегчением начал кланяться.

Неожиданно, веселая троица разразилась бурными и аплодисментами. Разбудив спящую даму, которая к ним присоединилась, они, подошли вплотную к сцене и трижды вызывали Сеню к рампе с поклонами.

Не надо говорить, что кассу его подружка сняла ещё до начала представления и, когда Семен переодевался в гримерной, она позвонила, предупредив, что у театра собралась толпа, с явными и не очень добрыми намерениями. На этот случай у артиста был припасен женский костюм, с подложной грудью и задом. Сеня покидал театр в виде солидной дамы, как Керенский, когда то Зимний Дворец, во время Октябрьского Переворота, с трудом пробиваясь через бушующую толпу,
Только присутствие полиции удержало публику, от того, чтобы не разнести театр в щепки.
На следующий день парикмахер Арон Зальцман, который так образно расписывал спектакль, не вышел на работу, его побили соседи. Позже трое недоброжелателей подловили ничего не подозревающего Льва Трахтэнберга, когда он выходил из радиостудии на Coney Island и поставили ему два симметричных фингала. Этим все и ограничилось.

Конечно, потом, жулика пытались судить, учинили коллективный иск. Да где там! Его адвокат Боря Палант объяснил потерпевшим, что концепция ЕКСОДУСА и состоит в том, чтобы заставить всех уйти. Так до суда и не дошло.

Но самый большой сюрприз ждал Семена через неделю.

В его крохотной квартирке раздался звонок. Мужской голос, представившись бродвейским продюсером, попросил его о встрече.
Встреча произошла немедленно. Оказывается, они ждали в автомобиле возле дома.
В них Сеня узнал своих почитателей, которые восторженно аплодировали ему в конце спектакля.
По виду - геи, весьма элегантные и респектабельные с бриллиантами ушах, рассыпаясь в комплиментах,
предложили провернуть такой же номер на Бродвее.
Сеня не поверил своим ушам, Но их дифирамбы были столь лестными, а сумма предложенного контракта настолько убедительной, что он не удержался и подписал все бумаги.

И вот теперь, вместо того, чтобы, как все нормальные люди, по вечерам отдыхать у телевизора, потягивая коктейли, он ежедневно садился в черный лимузин, который ждёт его у дверей дома, и отправляется на Brodway.
Сене порой кажется, что он сошел с ума, потому, что американская публика без ума от его перформанса.
Статьи известных критиков с хвалебными статьями уже не умещаются в его альбоме.
Ему предложили три турне по Европе, Японии и Латинской Америке. Могу представить, как ему стыдно! Был уважаемый человек, Аферист с большой буквы, с самим Индусам дружил, столько дел провернул!
А кем стал – стыдно сказать – солистом оперы!!!

Boris Zherdin,
Leonardo, NJ,