К. ЛАРИНА — Мы начинаем нашу передачу. У микрофона вновь Ксения Ларина, и наконец-то эта встреча состоялась. Потому что каждый раз что-нибудь мешает: то ураган, то смерч, то ещё что-нибудь. Наконец-то я встречаюсь с Натальей Фатеевой, а не кто-нибудь другой. Здравствуйте, Наталья Николаевна, здравствуйте, Наташ.

Н. ФАТЕЕВА — Здравствуйте, дорога Ксения.

К. ЛАРИНА — Итак, Наталья Фатеева, народная артистка России, здесь, в нашей студии. Для начала простой вопрос: вы хорошо живёте в нашей стране сегодня? Наташ. Вот, вы лично. У вас всего хватает.

Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, если бы не лезли ко мне в окно коррупция, если бы я открывала дверь и не лезла ко мне в двери коррупция ЖКХ. Замечательно. Если бы я выходила на улицу, опять, не сыпалось что-то с дома. Если бы я слушала радио, не слышала глупостей. Если бы я не чувствовала, что у нас есть насилие, есть ложь, я бы жила прекрасно. Потому что я сама с собой в замечательных отношениях нахожусь. Я в ладу сама с собой. У меня хорошие мои друзья, с которыми я общаюсь. Я выборочно общаюсь, их немного. А так, конечно, я чувствую, что я живу в аду.

К. ЛАРИНА — Почему в аду? Вот, у вас есть прекрасные друзья, вы сами сказали. У вас есть близкие. И вы можете совершенно спокойно от этого всего отстраниться и жить в своём собственном мире, как мы, собственно говоря, и жили долгие годы.

Н. ФАТЕЕВА — Я так и живу. Но они же достают. Вот в чём проблема.

К. ЛАРИНА — А вы не включайте, не смотрите.

Н. ФАТЕЕВА — Я выключаю, телевизор я не смотрю. Но иногда вечером, когда уже поздно, я стелю постель, я включаю телевизор для шума. И, вот, тут мне обязательно попадётся, когда я переключаю, попадётся моё любимое лицо или я услышу его голос, или ещё кого-то такое… понимаете, это невозможно, ведь я же живу не на необитаемом острове. Я живу в стране, в которой я живу всю свою жизнь, и у меня уже такой опыт, я так много знаю, так много пережито и прочувствовано. Поэтому мне хотелось бы, чтобы я не знала, кто у нас во главе страны, куда деваются наши деньги, потому что у нас нормальный Верховный совет, в котором находятся люди, которые с головой, с совестью, они с нашим бюджетом распределяются, как полагается, а не прячут его неизвестно куда по каким статьям. Я знаю о том, что у нас уже сейчас о стабилизационном фонде даже не вспоминают. А это тоже наши ведь деньги, это наше благополучие. И я бы с удовольствием об этом не думала, но, к сожалению, когда приходишь в магазин, и такие безумные цены, ну, как-то варьируешь, что-то… я не расстраиваюсь, потому что мы уже так много видели и так много натерпелись, меня это не страшит. Но просто мне мешают они жить.  Я вам хочу один пример привести.

К. ЛАРИНА — Давайте.

Н. ФАТЕЕВА — Вот, я еду в троллейбусе, поскольку я пользуюсь городским транспортом. Жара 36 градусов. Новые троллейбусы, в которых окно открывается наверху. Духота невероятная. Наверху открываются ещё вот эти вот верхние какие-то там вентиляционные люки. Все сидят, молчат. Мы подъезжаем как раз к месту, где отмечает кондуктор, и я ведущему говорю – откройте, чтобы воздух был. Он даже не реагирует. Он пошёл, вернулся, и я ему опять говорю – откройте, дышать нечем, он не реагирует. Все молчат. Мы завернули, подъехали к парку культуры. Я выхожу, мне одна из тех, которая молчала, говорит – вы знаете, ну, у него же роста, наверное, не хватает, он не может открыть. Это комплекс жертвы, которая любит своих мучителей. Понимаете? Я этим комплексом не обладаю, я не люблю своих мучителей, я не хочу мучиться.

К. ЛАРИНА — Вы такой всегда были?

Н. ФАТЕЕВА — Да, наверное, всегда.

К. ЛАРИНА — Но это же очень неудобно жить с таким характером.

Н. ФАТЕЕВА — Неудобно, потому что я всё вижу. Это не характер, это я всё вижу.

К. ЛАРИНА — С таким зрением неудобно жить.

Н. ФАТЕЕВА — Да, у меня очень хорошее зрение и хорошая память, к сожалению.

К. ЛАРИНА — А у вас были такие эпизоды вашей жизни в советское время, когда вы действительно проявляли характер и вставали на защиту несправедливо, там, обиженного обойдённого человека, или, вот, такие бойцовские качества проявлялись?

Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, я сейчас не могу конкретно вспомнить, но я знаю, что это было всегда. Я всегда защищаю животных, я даже применяю ненормативную лексику, когда я вступаю в борьбу с людьми, которые их обижают. У меня это, наверное, от природы, и, наверное, ну, не знаю, я в классе была лидером и я научилась… Когда прошло много лет, я вспоминаю, что школа наша была уникальной, потому что у нас было 30 с чем-то человек. За 10 лет не было предательства, зависти, доносов, была такая поддержка, потом, у нас были такие блистательные педагоги, которые закончили университеты ещё до революции, поэтому они были такого духа люди, такой культуры. Понимаете, что это осталось во мне, осталось во всех тех, с которыми я училась.

К. ЛАРИНА — Скажите, пожалуйста, а когда вы почувствовали, что что-то не то в нашей стране. Я имею в виду сейчас не сегодняшний день, а то советское время. Ведь тогда же был очень жёсткий прессинг идеологический, и никакого Интернета, никакой информации не получали ни мы, ни наши родители, и понимаешь, что можно жить только так, как живём мы. 

Н. ФАТЕЕВА — Я жила в провинции, я жила в Харькове. И, к счастью, там нас никто не давил. В нашей школе не было вот этой вот пропаганды. У нас много было педагогов евреев, они очень хорошо знали, что такое советская власть, и они как-то так нас оберегали, и кроме портрета, вот, этой картины «Утро нашей Родины», где Сталин стоял, она небольшого размера была, у нас ничего не было. Нас никто не натаскивал. Ну, были какие-то иногда… вот эти вот стихи мы читали по очереди о Сталине, там, ещё что-то. Но на этом всё кончалось. А, вот, когда я поступила в институт, Харьковский театральный институт, там уже была полицейская  атмосфера. Но с детства я никак не могла понять, что мы знаем только то, что было после 17-го года. Я у мамы спрашивала – а что, до 17-го года люди здесь не жили, и я не могла понять, кого победили в очередной раз блок коммунистов и беспартийных, я никак не могла понять, и так я не могла понять, почему мы должны жить ради грядущих поколений, а мы что, не должны жить. Вот, эти вопросы, я с детства уже на них обратила внимание. Но постепенно всё это, понимаете, у нас настолько была такая жизнь, уже устоявшаяся, советская, да, что мы другой жизни не знали, поэтому уже по мере того, что ты из себя представляешь, ты и как-то или впитываешь, или отвергаешь это всё. Но основное, конечно, прозрение произошло, когда я снималась в картине «Случай на шахте восемь», и мы уехали снимать картину в Инту, это было то место, где сидели политзаключенные, и наши авторы, Фрид и Дунский – они были как раз оттуда. Лагерниками. Они просидели там 10 лет. И, вот, там я встретилась с людьми, с которыми невозможно было встретиться в нашем мире, в московском.

К. ЛАРИНА — Вас не вербовали никогда?

Н. ФАТЕЕВА — Никто абсолютно, меня не вербовали, этого ничего не было. Просто видимо они чувствовали, что ко мне не нужно с этим обращаться. У меня какая-то внутренняя дистанция существовала против вот таких, наверное, позывов по отношении к людям.

К. ЛАРИНА — А за границу выпускали?

Н. ФАТЕЕВА — Да, конечно, но это были такие унижения невероятные. Ведь нас же проводили через райкомы, обкомы, это можно написать целую повесть об этом.

К. ЛАРИНА — Возвращаясь к началу нашего разговора, вы очень точно подметили так называемый Стокгольмский синдром, когда жертва боготворит своего мучителя, своего палача. Чем вы это объясняете? Это, опять же, какой-то уже исторически сложившийся менталитет, или чем-то ещё это можно объяснить?

Н. ФАТЕЕВА — Нет, только советское время. Потому что оно было наполнено лагерями, дефицитом, когда люди были доведены до такого состояния, что они всё время в поисках необходимости выжить. Ведь вспомните, как люди бегали с авоськами. Как люди ездили за колбасой, эти колбасные электрички. Люди не говорили даже о продуктах питания, ведь тогда говорили, как сказать, подобострастно. Никто не говорил – дайте мне морковку, или я хочу купить капусту, а капусточку можно, а сколько стоит селёдочка, а вы чего? Понимаете, это, вот, всё вот это общее состояние, оно ставило людей для того, чтобы как-то получить какой-то, ну, какую-то благоприятную… что-то такое… преференцию, и они обязательно унижались, унижались, поэтому они вынуждены были делать вид, что они очень уважительно относятся к этим тёткам, которые стояли за прилавком в бриллиантах, в норковых шапках продавали капусту, морковку, картошку, я это не забуду никогда. У меня очень хорошая память, и мне очень дорого это всё осталось, потому что в то время мои дети были маленькие, и мне приходилось очень напрягаться.

К. ЛАРИНА — Вот, смотрите: «Человек, который может выражать свою точку зрения, противоположную точке зрения властей, для меня всегда является личностью, обладающей сильными чертами характера, в том числе, и смелостью. Выход ваш на площадь 31 августа меня лично потряс, — пишет студент из России, — Неужели так накипело, что вы, красивейшая женщина, не побоялись придти в эту милицейскую молотильню?».

Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, не побоялась,  а просто даже… я просто летела, потому что, так накопилось много всего, особенно в последние месяцы и последние дни. Достаточно того, что мы пережили вот эти вот удушающие пожары, которые, я говорю, можно было предотвратить, если бы они отвечали перед нами, если бы они были сменяемой властью, а не сидели пожизненно и навсегда. Затем ушли из жизни в это время люди, дорогие мне: замечательный художник Антон Куманьков, которому было всего лишь 56 лет. Ушла из жизни женщина пожилая, которая обладала здоровьем, мама моих тоже друзей, у неё тоже случился инфаркт. Смертей - тьма. Это первое. Второе, я находилась дома, естественно, и периодически включала телевизор, я видела этого пожарника всенародного, я видела этого всенародного лучшего водителя наших автомобилей, этого мачо в белом всё время, я слышала его интервью, я была в негодовании от всего от этого, потому что я поняла, что человек совершенно не контролирует себя и не хочет контролировать. Мы для него мухи, которых можно прибивать как угодно и где угодно, вот, и я поняла, что наши люди не хотят даже задуматься на секунду – как это так, мы живём в стране, где записана конституция, у нас для чего существуют гаранты, что это за гаранты такие, что они нам гарантируют? Зачем вообще они нам нужны? Я этого не могу понять. Если у нас не соблюдает власть конституцию, значит что? Она осуществила государственный переворот. Я так считаю. У нас уже не наше государство и не наша конституция. Поэтому я в негодовании, я поняла, что я должна быть там, это был мой личный протест.

Я вообще эту власть не боюсь, я не знаю, почему. Я её просто презираю. Если ты упадёшь, ты не встанешь. Они тебя затопчут. Нет, вы знаете, у меня было такое отвращение, и я даже подумала – я никогда к этой площади больше не подойду, потому что у меня было… вы знаете, мне было так нехорошо, так нехорошо, потому что мне показалось, что я нахожусь в оккупации, а вот эти люди – оккупанты. Понимаете? Они не люди, они натасканные оккупанты.

К. ЛАРИНА — Это не те, которые могут встать на вашу сторону, потому что, как в 91-ом году, помните, там тоже были войска на улицах, и танки были, и там были совсем другие лица.

Н. ФАТЕЕВА — Думаю, что нет. Сейчас людей так разложили, и эта пропаганда, Путин так хитро все устроил:  РНЕ, и фашисты, и «Наши», и Молодая гвардия, и эти.... уличные оппозиционеры, которые хают Путина, а сами получают за это деньги...  У них очень много резервов, мерзавцев. Очень много.

К. ЛАРИНА — Как вы думаете, почему так мало ваших коллег участвует в общественной жизни страны? Это что – страх или равнодушие? 

Н. ФАТЕЕВА — Мне трудно сказать, потому что мне рассказал один режиссёр, которого я очень уважаю. Я сказала – никто друг с другом не общается, никто, все заперлись, все стараются угодить Михалкову, который присосался к Путину, все хотят очень хорошо жить, понимаете, потому что вдруг в стране появилась возможность потрясающе устроиться. Путин устроил шикарную жизнь своей пирамиде, которая привела его к власти.

К. ЛАРИНА — Ваши вопросы Наталье Фатеевой. 

СЛУШАТЕЛЬ — Алло, здравствуйте. Меня зовут Андрей, я из Санкт-Петербурга. У меня такой вопрос: является ли для вас априори человек, который голосует и любит Путина, плохим человеком, недалёким. Спасибо.

Н. ФАТЕЕВА — Вы знаете, я их исключаю из своего внимания.

СЛУШАТЕЛЬ — Максим, 28 лет, Москва.  Вы знаете, я, вот, хотел подтвердить последние слова вашей гостьи. Я в 2003 году, выпускаясь из военного вуза с золотой медалью, был на приёме в Кремле у Путина, и когда он подошёл к нашему столу, и, знаете, у меня было желание стране, которой руководит этот человек. Но, прослужив определённое время во внутренних войсках, о которых вы говорили, я уволился и бежал просто из этой армии. Я хотел бы сказать молодёжи, молодым офицерам — задумайтесь, вот, задумайтесь, на что вас бросают.

К. ЛАРИНА — Максим. А почему это произошло с вами?

СЛУШАТЕЛЬ — Вы знаете, наверное, стал мыслить, думать, анализировать. Я понял – нас использовали, просто использовали. Причём я служил в центральном аппарате внутренних войск. Вы знаете, ну, это просто те фекальные канализационные слова, которые говорила Наталья, вот, что там происходит, понимаете? А было время в 2003 году, когда я за Владимира Владимировича, за страну, знаете, мурашки по коже, и всё такое. И кричал «ура», и «Президенту слава» мы кричали. Не помню, что там было в Кремле. Но я бы свою медаль вместе с погонами, наверное, подарил бы ему обратно. Вы знаете, нас выпустилось 100 человек в 2003 году, я не буду называть вуз. Осталось в армии служить около семи. 7 человек, вы представляете, 93 человека уволились, бросили армию, это очень большой процент. А представляете, какие деньги затрачены на наше обучение?

СЛУШАТЕЛЬ — Алло, здравствуйте. Елена, Санкт-Петербург. Вопроса у меня нет. Я абсолютно согласна со всем тем, что говорила Наталья Фатеева, и я поражена, потрясена. Не только замечательная актриса, она очень хороший, хороший человек. Я абсолютно с ней согласна, но, опять же, к сожалению.  Я тоже ходила на митинг, на марши несогласных, я уже немолодой уже человек далеко. И, вот, я так же, как она, не молчу, когда надо… когда все стоят и молчат, я обязательно голос подаю. На меня смотрят, как на идиотку. Ну, ещё раз хочу сказать, что я просто потрясена вот этим человеком. Натальей Фатеевой. И мои самые-самые лучшие пожелания – здоровья и жить, несмотря на всё это безобразие.

К. ЛАРИНА — Я очень рада, что всё-таки мы с вами поговорили, я рада, что есть Фатеева, я рада, что есть Ахеджакова, я рада, что есть Шевчук, что есть Олег Валерьянович Басилашвили, кого я ещё забыла, давайте мы назовём тех людей, или, может быть, простите, если я кого-то забыла из тех, кто умеет совместить занятие творчеством с занятием человечеством. Это очень важно, потому что одно от другого неотделимо, вы же это прекрасно понимаете и знаете лучше, чем я. У меня ещё один к вам вопрос последний, наверное, совсем. Всё-таки тоже не могу обойти эту тему, эту памятную встречу Владимира Путина с деятелями культуры. Естественно, вам задаю вопрос – а вы на себя эту ситуацию проецировали, вот, если бы вы там оказались, вы бы как поступили?

Н. ФАТЕЕВА — Я бы спросила то, что считаю нужным. Я бы не сидела, не молчала. Но вы знаете, он уже настолько опытный политикан, он нас всех обыграет в таких делах, потому что он хитёр, потом, он нечестный человек.

К. ЛАРИНА — То есть, переговоры бесполезны, вы считаете?

Н. ФАТЕЕВА — Я абсолютно не доверяю ни внутренней, ни внешней политике, которую проводит его команда. Ни захват чужих территорий, ни захват нашего бюджета, ни превращение верховной, этой самой, Думы, в свой карманный орган. Вы знаете, это так очевидно и такая пошлость, это же пошло, это же всё видно, это же неприкрыто всё, это даже… они до того дошли, что они даже уже не считают нужным завуалировать как-то. Всё настолько открыто, что нам на вас наплевать.

К. ЛАРИНА — Вот, нам на вас наплевать – вот на этой оптимистической ноте, да, мы закончим нашу встречу. Это Наталья Фатеева. Огромное спасибо нашим слушателям за те слова, за те тёплые слова, которые вы присылаете в адрес нашей гостьи. Наташ, вам здоровья, чтоб творческий потенциал не сдавался, да, и чтобы оставались таким же отважным честным человеком, спасибо вам.

Н. ФАТЕЕВА — Спасибо.